Плачет с ней листок травы.
А в пределах Норги Фрея,
Плачет, глянув на утес,
И болотная лилея
След хранит златистых слез.
И по всем-то странам разно
Плачет нежная Заря,
То жемчужно, то алмазно,
То в сияньях янтаря.
То на быстром Светлогривом,
Приносящем день, коне,
Пролетит она по нивам,
И дрожит слеза в огне.
А порою эта грива
Вся от инея бела,
Поглядишь — и как красиво,
Вон, роса везде легла.
Отчего же это плачет
При начале дня Заря?
Конь ее зачем так скачет?
Это все ужели зря?
Я не знаю Полагаю,
Тут ничем нельзя помочь.
Ибо Ад привержен к Раю,
И за Днем приходит Ночь.
Цветок, цветок, ты весь — глазок,
Ты весь — красивый глаз.
А мы глядим и вечно спим,
И видит ли кто нас?
Цветок, цветок, ты весь — есть слух,
Ты весь — любовь, уста,
Ты нежность губ, ты — мысль, ты — дух.
А нам — лишь темнота?
Цветок в росе, ты — нежный глаз,
Твою росу мы пьем.
А наших глаз немой алмаз
Сберет ли кто потом?
Кто влюблен, тот очарован,
Зачарован, опьянен,
Он не девой заколдован,
Нет, не той, в кого влюблен.
Он пленен не той желанной,
Чьим губам пьянить дано,
Не доступной, не обманной
Сердце с сердцем сплетено.
Мы приходим, мы уходим,
Говорим, и молча ждем,
Мы на Землю Небо сводим,
Мы идем своим путем
Мы крылатым вьемся змеем,
Мы ползем в пыли змеей,
Но в своем мы не умеем
Сон лелеять вправду свой.
Мы зрачки пьяним зрачками,
Всей душой в глаза глядим,
Но не нами, о, не нами
Создан звездный Серафим
Серафим? Быть может, Дьявол?
Кто-то есть в нас, в нашем Мы.
Бывший в Море — в Бездне плавал,
Но не смерил этим Тьмы.
То, что я отшвырнул с облегчением,
Ты бы принял с великим желанием
Но, когда засмеялся я пением,
Разразился ты диким рыданием.
А oнa? Тем рыданьем напугана?
Этой силой страдания темного?
Или тем, что беспечным поругана,
Что любила она вероломного?
Вероломны лишь те, что с красивыми
Смеют — цепкою мглой быть объятыми.
Я как ветер промчался над нивами,
Вам — быть смятыми ветром, и сжатыми.
О, нет, я не изменник,
Красивые мои.
Я был вам верный пленник,
Я ваш был, в забытьи.
Но, ежели с царицей
Я был и царь и раб,
Лечу я вольной птицей
Из царства скользких жаб.
Я был бы вечный пленник,
Всегда б склонялся ниц,
Но медлит лишь изменник
Средь измененных лиц.
Но медлит лишь бессильный
В скованности дней,
Где путь простерся пыльный,
Где больше нет стеблей.
Я никогда не ленник
Нецарственных цариц,
И нет, я не изменник,
Я птица между птиц.
Тесный женский ум живет вечно в терему,
Как ему не скучно там, право, не пойму.
Я привольная волна, весь свой день бежал,
А коль берег наступил, умер пенный вал.
Тесный женский ум, проснись, есть восторг ума,
При котором хороши даже терема.
Ты, проснувшись, в яви спи, встанет вал светло,
Заблестит в твоем окне, как огонь, стекло.
Тесный женский ум, люби, есть восторг ума,
При котором хороши даже терема.
Я охотник, я стрелок,
Я в пути, и путь далек.
Долго я в лесу плутал.
Полон мой ягташ. Устал.
Отдохни, мое ружье.
Птица там? Оставь ее.
Звери там? Не тронь их рой.
Пусть живут. Иди домой.
Ты болото миновал.
Выпей в честь трясин бокал.
И в трясинах есть краса,
Травы, жизни, голоса.
Не запутал ты души
В чаще, в стонущей глуши.
Там нашел — чего искал.
Выпей в честь глуши бокал.
Дев лесных заслыша зов,
Не свалился в скользкий ров.
Похвала бесовским рвам,
Зорок глаз мои, слава вам.
Я натешился вполне.
Путь далек, но видно мне.
Верен был курок ружья.
Лес, прощай. Есть дом — и я.
В вечерней ясности молчанья
Какое тайное влиянье
Влечет мой дух в иной предел?
То час прощанья и свиданья,
То ангел звуков пролетел.
Весь гул оконченного пира
Отобразила арфа-лира
Преображенных облаков.
В душе существ, и в безднах Мира,
Качнулись сонмы тайных слов.
И свет со тьмой, и тьма со светом
Слились, как слита осень с летом,
Как слита с воздухом вода.
И в высоте, немым приветом,
Зажглась Вечерняя Звезда.
На трех конях Властитель Солнца
Свершает выезд в Иванов день.
И конь один красней червонца,
И конь другой есть конь-игрень.
И третий конь весь белый, белый,
Как будто вылит из серебра.
Властитель Солнца, светлый, смелый,
Свершает выезд.—«В путь. Пора».
Но чуть доедет до зенита,
Конь златокрасный горит — и пал.
Властитель Дня хлестнет сердито
Тех двух — и дальше поскакал.
И конь-игрень он тоже красный,
Но с белой гривой, о, с белой он.
Он мчит, бежит, играет, страстный,
И пал, и пал на небосклон.