Птицы в воздухе. Строки напевные - Страница 23

К оглавлению

23

Над родимой моею, над Майской землей,

Где возлюблен был сердцем Дракон.


Я еще не забыл ни Египет родной,

Ни подсолнечник вечный, Китай.

Ни того, как я в Индии, мучим Судьбой,

Лотос Будды взрастил, мой расцвет голубой,

Чтоб взойти в нетревожимый Рай.


Голубая змея с золотой чешуей,

Я тревожиться буду всегда.

Но зачем я тебе, о, Дракон мировой?

Или ты лишь тогда и бываешь живой,

Как во мне океаном — Беда?

ЗОЛОТО-МОРЕ

     Есть Золото-Море.

     На Золоте-Море,

Которое молча горит,

     Есть Золото-Древо,

     Оно одиноко

В безбрежном гореньи стоит.


     На Золоте-Древе

     Есть Золото-Птица,

Но когти железны у ней.

     И рвет она в клочья

     Того, кто ей нелюб,

Меж красных и желтых огней.


     Есть Золото-Море.

     На Золоте-Море,

Бел Камень, белея, стоит.

     На Камне, на белом,

     Сидит Красна Дева,

А Море безбрежно горит.


     На Золоте-Море,

     Под Камнем, под белым,

Подъяты железны врата.

     Сидит Красна Дева,

     Под нею — глубины,

Под камнем ее — темнота.


     И Золото-Море

     Сверкает безбрежно,

Но в глубь опускается труп

     То Красная Дева

     В бездонности топит

Того, кто ей вправду был люб.

КВЕТЦАЛЬКОАТЛЬ-ВОТАН

Созвездье Южного Креста

     Сияло надо мной.

Была воздушна темнота

     С шумящею волной.


Усумасинтою я плыл,

     Могучею рекой,

Несущий свежесть влажных сил,

     Как все, в простор морской.


Усумасинтою я плыл,

     Рекою Майских стран,

Где сотни лет назад скользил

     В своей ладье Вотан.


То был таинственный пришелец

     Строитель Пирамид

Остаток их, его венец,

     Сном длительности спит.


То был возлюбленник волны,

     Чье имя влажно — Атль.

Пророк, в зеркальность вливший сны,

     Дракон Кветцалькоатль


Он научил чужих людей,

     Кветцалькодтль-Вотан,

Что пламень ласковых лучей

     Живым для жизни дан.


Что на уступах Пирамид

     Не кровь цвести должна

И вот на выси твердых плит

     Вошла в цветах Весна.


Душистость красочных цветов

     И благовонный дым

И звучный зов напевных слов

     Навеки слиты с ним.


Он был, прошел, он жил, любил,

     Среди лесистых мест,

Оставив символ вешних сил,

     Равносторонний крест.


Ушел, но вторит высота,

     Над тишью Майских стран,

Созвездьем Южного Креста,

     Что здесь прошел — Вотан.

БОГ ЦВЕТОВ

Мы не видим корней у цветов,

Видим только одни лепестки

И не знаем их медленных снов,

Их тягучей и долгой тоски.


И не надо нам видеть его,

Сокровенного таинства тьмы

Нужно видеть одно торжество,

Пред которым так счастливы мы.


Бог Цветов, ты великий поэт,

Ты нас вводишь легко в Красоту.

Слава тайне, скрывающей след,

Слава розам и грезам в цвету!

ОН ГЛЯДЕЛ

Он глядел в глубинность вод

Он глядел в немые зыби,

Где возможно жить лишь рыбе,

Где надземный не живет

Он глядел в лазурность вод,

И она являла чудо,

Доходя до изумруда,

Что цветет, и вот, плывет.

Он глядел на дно. Оттуда

Восходила тайно власть,

И звала туда упасть.

Там была сокровищ груда,

Рои там чудился теней

Потонувших кораблей.

Он глядел. Зрачки чернели.

Расширялся малый круг.

Колдовала страсть. И вдруг,

Словно пел напев свирели.

Добровольно, тот, кто смел,

Как чужою волей кинут,

Опускался в глубь, в предел,

Где, мерцая, рыбы стынут,

Тот тонул. А он глядел.

Расширенными глазами

Он смотрел в подвижность струй.

В них как будто голосами

Кто-то жил, и поцелуй

Там горел, дрожа огнями.

С драгоценными камнями

Утонувший выплывал.

С огнецветом, с жемчугами,

С аметистом, жил опал.

Он глядел, как тот смеялся

Над подарками зыбей.

Но душой не с ним сливался,—

С ликом мертвых кораблей.

И в глазах его, как в чуде,

Что-то было там вдали,

Веял парус, плыли люди,

Убегали корабли.

Путь до них обозначался

Через глубь его очей.

О, недаром меж людей,

Он недаром назывался

Открывателем путей.

ГРЕБЕЦ

На главе его смарагдовый венец. 

Песнь потаённая

Мне привиделся корабль, на корабле сидел гребец,

На главе его златистой был смарагдовый венец.

И в руках своих он белых не держал совсем

                                          весла,

Но волна в волну втекала, и волна его несла.

А в руках гребца, так видел я, лазоревый был

                                           цвет,

Этот цвет произрастеньем был не наших зим

                                          и лет.

Он с руки своей на руку перекидывал его,

Переманивал он души в круг влиянья своего.

В круг сияния смарагда и лазоревых цветов,

Изменявших нежной чарой синеву без берегов.

С снеговыми парусами тот корабль по морю плыл,

И как будто с каждым мигом в Солнце больше

23